вторник, 15 октября 2024
,
USD/KZT: 425.67 EUR/KZT: 496.42 RUR/KZT: 5.81
Подведены итоги рекламно-медийной конференции AdTribune-2022 Қаңтар оқиғасында қаза тапқан 4 жасар қызға арналған мурал пайда болды В Казахстане планируется ввести принудительный труд в качестве наказания за административные правонарушения Референдум - проверка общества на гражданскую зрелость - Токаев Екінші Республиканың негізін қалаймыз – Тоқаев Генпрокуратура обратилась к казахстанцам в преддверие референдума Бәрпібаевтың жеке ұшағына қатысты тексеріс басталды Маңғыстауда әкім орынбасары екінші рет қызметінен шеттетілді Тенге остается во власти эмоций Ресей өкілі Ердоғанның әскери операциясына қарсы екенін айтты Обновление парка сельхозтехники обсудили фермеры и машиностроители Казахстана Цены на сахар за год выросли на 61% Научно-производственный комплекс «Фитохимия» вернут в госсобственность Сколько налогов уплачено в бюджет с начала года? Новым гендиректором «Казахавтодора» стал экс-председатель комитета транспорта МИИР РК Американский генерал заявил об угрозе для США со стороны России Меркель впервые публично осудила Россию и поддержала Украину Байден призвал ужесточить контроль за оборотом оружия в США Супругу Мамая задержали после вывешивания баннера в поддержку политика в Алматы Казахстан и Южная Корея обсудили стратегическое партнерство Персональный охранник за 850 тыс тенге: Депутат прокомментировал скандальное объявление Россия и ОПЕК решили увеличить план добычи нефти Рау: Алдағы референдум – саяси ерік-жігердің айрықша белгісі Нью-Делиде Абай мүсіні орнатылды «Свобода 55»: иммерсивный аудиоспектакль про выбор, свободу и январские события

Не бойтесь врагов, не бойтесь друзей. Бойтесь предательства

«Считаю, что успехи, достигнутые Казахстаном, - результат огромного труда и единства казахстанцев всех национальностей, - сказал заслуженный тренер СССР, первый в Казахстане мастер спорта по конькобежному спорту Май Хван в канун Дня благодарности. Его уникальная методика уникальной скоростно-силовой подготовки была рождена на пределе человеческих возможностей.

Сын партизана

Ему идет 91 год. Но он бодр, свеж, подтянут и продолжает трудиться в Казахской Академии спорта и туризма, которой отдал без малого 70 лет. Напомним, этот человек стоял у истоков конькобежного спорта не только в Казахстане, но и в СССР. Его методикой скоростно-силовой подготовки спортсменов пользовался весь Союз.

- Но ни о каком спорте в детстве я не то что не мечтал, даже не слышал об этом, - признается спортсмен. - Мне, сыну репрессированного отца и депортированной матери, было все равно, кем стану. Главное, выжить.

…Отец Мая, Унден Хван, был одним из корейских патриотов, входивших в ядро освободительного движения Самиль против японского господства в Корее.

Когда узнал, что советская Россия сражается с британско-американско-японской интервенцией в Сибири и на Дальнем Востоке, примкнул к красным.

После окончания гражданской войны корейские партизанские отряды решили остаться в советской России, в Уссурийском крае. Но японцы оставили здесь много своих людей. Когда диверсантов обезвреживали, то они представлялись корейцами. Вот это одна из причин депортации нашего народа с Дальнего Востока в 1937 году. Но отца по анонимному доносу (якобы он, председатель корейской коммуны, плохо отозвался о какой-то газетной статье) забрали еще раньше - в сентябре 1935 года. Обыск в нашем доме – одно из первых моих воспоминаний. А что там искать-то, если небо просвечивало через дырявую крышу хижины? Отца отправили в Карлаг на угольные шахты.

Мы остались без кормильца. Я - младший, брат старше на три года, сестра – на 10. По ночам к нам приходили друзья семьи, чтобы поддержать нас, а на следующий день их тоже забирали. Совершенно растерявшаяся мама, не зная, как дальше жить, еле-еле упросила кого-то послать телеграмму младшему брату отца, который учился в Туле в зооветеринарном техникуме. Простая, неграмотная женщина, она спрашивала его: «Что нам делать?». И его тоже забрали. Он 10 лет без суда и следствия отсидел на Колыме. Когда мы после долгих поисков нашли дядю в 1956 году в Ташкенте, они с отцом месяц не выходили из дому – все не могли наговориться. И я видел - они плакали, вспоминая то жестокое время, на которое пришлась их молодость.

После ареста отца, в том далеком 1935 году семья Хванов находилась в таком отчаянном положении, что мать Мая дважды пыталась броситься в Амур - односельчане спасали. Потом кто-то из этих добрых людей надоумил ее переехать в соседний Биробиджан, где открылась ткацкая фабрика и требовались рабочие руки. А в 1937 году вышло постановление о депортации всех корейцев в Казахстан.

- Нам сказали, чтобы не брали собой ни домашних вещей, ни еды, - вспоминает аксакал. - Мы потом поняли, - почему. В телячий вагон заталкивали по 8 семей. Ехали ночами малой скоростью. Днем вагоны загоняли в тупик. На дворе тогда стоял сентябрь – самая красивая пора на Дальнем Востоке. Светлое чистое небо, прозрачный воздух, золотая тайга... Мы, дети, сидя на балке, перекрывавшей двери в вагон, пели почему-то одну и ту же песню:

«Ночь светла,

Над рекою тихо светит луна,

И блестит серебром голубая вода…

Однажды балка при крутом повороте сломалась, и семь-восемь детей прямо на ходу улетели вниз… Комендант утром сказал, чтобы никому ничего не говорили. Родители этих детей – года не прошло – умерли. Думаю, от горя.

Чабанский хлеб

- Не доезжая 30 километров до Акмолинска, нас высадили, вспоминает Май Унденович. - Вдали, на горизонте, виднелись длинные, низкие строения (кошары, как мы потом узнали) - и больше ничего. Было очень холодно. Старики сказали, что если хотим выжить, то нужно рыть землянки. А чем рыть-то, если ничего нет? Женщины, у которых не было мужей, были в смертельном отчаянии.

Комендант, к счастью, узнал, что возле Акмолинска освободились военные казармы. Там и поселились такие, как наша, семьи. Ночью приходили чабаны-казахи. Тихо стучали в двери, забрасывали мясо, курдючный жир, курт, лепешки и исчезали.

Страшное время. А еще холода… Я об этом мало кому рассказываю, современная молодежь все равно не поверит. Сейчас вокруг Нур-Султана есть лесопосадки, тогда – голая степь. Что такое буран в тех краях, нынешние жители столицы и не представляют. Ветер такой силы, что если зимой, выходя по нужде, отходил от дома на два метра правее или левее, то все – конец! - труп находили только весной. Спичек нет. Мама часами била камнем о камень, чтобы высечь огонь. Прижимая меня перед сном к животу, в полудреме грезила: «Спи, сыночек! Утром будет хлеб».

А потом началась война. Старших моих товарищей, Алмаса, Аскара и других чабанских сыновей, забрали. Ни один не вернулся с фронта. Мы, подростки, пошли работать. Я пас колхозное стадо за литр молока в день. Бегая за коровами, в день наматывал километров 50-60. Это и стало началом моей спортивной подготовки.

Второй этап связан с углем. Из Караганды шли по железной дороге эшелоны в другие регионы Советского Союза. Мы проходили десятки километров вдоль железнодорожного полотна, чтобы собрать рассыпавшиеся кусочки. Иногда набирался мешок весом 10-12 килограммов. Это была серьезная надбавка к заработку старшей сестры – тонне угля, который давали ей на работе. Она закончила к тому времени медучилище и всю войну работала в эшелоне, который возил раненых в Акмолинск. А я с помощью угольных мешков наращивал в себе силу. Потом я применил это в разработанной мною методике, которая называлось - скоростно-силовой подготовкой спортсменов.

Не знаю, чем бы я занимался, останься после школы в Акмолинске, но однажды нас, двух оборвышей, - меня и друга Леву, заметил на городском базаре один фронтовик. Он нам сказал: «Пацаны, что вы тут побираетесь? Если хотите, чтобы вам одевали, обували и кормили три раза, поезжайте в Ленинград в мореходное училище».

Кормежка три раза в день! Это был мощный стимул! Корейцам только в 1946 году стали выдавать паспорта. И вот, как только мы с Левой получили их, решили тронуться в Ленинград. Маме я соврал, что меня уже приняли в мореходку. Ехали дней 20 «зайцами».

Если бы поймали и высадили где-нибудь в безлюдном полустанке, мы бы, наверное, не выжили. Добрались вначале до Москвы на 500 веселом товарняке. Несколько дней провели на площади трех вокзалов. Опять голод и холод – на дворе уже стоял сентябрь. В 11 вечера разрешали зайти на вокзал, а пять утра выгоняли. Если я скажу, что из еды была только горячая вода, никто не поверит. Однажды один солдат с азиатским лицом, дожидавшийся вместе с сослуживцами своего поезда на Казанском вокзале, поймал мой взгляд, когда открывал банку с тушенкой. «Пацан, ты голодный?» Я ничего не ответил. Пока жив, я буду помнить этот звук катящейся ко мне по каменному полу жестяной банки.

Там же, на вокзале, мы стали свидетелями трагедии. Солдаты-победители ехали домой с небольшими чемоданчиками, где лежали подарки для родных. Некоторым из них они стоили жизни. Бандюги, расположившись рядом с ними на ночь, незаметно втыкали в уснувших солдат длинные острые заточки.

Ленинград

Добравшись (опять же «зайцами) до Ленинграда, 16-летний Май превратился в Бориса Григорьевича.

- Принимающий документы старшина, когда настала моя очередь, грубо так спросил: «Что за имя Май? А как будет по-русски?». «Борис», - придумал я имя на ходу. - «А отчество?» «Ундеевич». «А это еще что такое?! Как по-русски?». «Григорьевич». У меня где-то даже диплом с тех пор остался, где написано – Хван Борис Григорьевич.

За результатами велели прийти дня через два-три. Короче, в списке зачисленных нас не оказалось. Что делать? Денег всего четыре рубля. Их хватало, чтобы поесть в маленькой кафешке, где давали кашу, сто грамм хлеба и чашку чая. Севший с нами за один столик ушел раньше нас. «С вас 6 рублей», - ошарашила официантка. - «Но мы вдвоем». - «Не надо меня дурить. Трое приходят, один убегает». Все это проходило на глазах демобилизованного солдата, сидевшего за соседним столом. «Не шумите, - сказал он официантке. - Я за них заплачу».

Александр Поцелуев (так его звали) стал расспрашивать, как мы здесь оказались. Сказал, что в Сартовале, в карельском городке в 250 километрах от Ленинграда, открывают техникум физкультуры, чтобы оздоравливать обессилевших после войны людей.

В общем, мы с приятелем Левой Каном попали туда. После войны в СССР в основном делали упор на лыжный и конькобежный спор по вполне понятным причинам – для других видов спорта не было ни залов, ни снарядов, а после финской компании 1939 года на военных складах оставалось еще много лыж. Что касается коньков, то тоже особых затрат не требовалось: вместо катков использовались водоемы.

Но я в знак благодарности к Александру Поцелуеву (он был профессиональным пловцом) занялся еще и плаванием. Холодно, всего 20 градусов, но после Ишима такая температура мне была ни по чем. Все пригодилось – и то, что скот пас, и то, что уголь собирал уголь: выигрывал все студенческие соревнования.

А еще я подрабатывал гимнастом в Ленинградском цирке. Не совсем было удобно, не совпадало с моим графиком, но я очень нуждался в деньгах. Выступая в программе знаменитого клоуна Бориса Петровича Вяткина, я увидел, как готовятся цирковые артисты: вечером выступают, а утром уже идут на репетиции. И так каждый день. Вот это режим! А спортсмены в то время тренировались по два часа не больше трех раз в неделю.

Навыки работы в цирке Маю Хвану пригодились, когда его пригласил на работу директор Казахского института физической института Хамза Мухамеджанов. Он готовил первых казахстанских чемпионов по методике, которую применяли там, в цирке, - каждый день по четыре-пять часов в день в условиях среднегорья, чтобы раскрыть все функциональные возможности человека. Зимой – лыжи и коньки, летом – бег. Молодой тренер стал интересоваться, что происходит с организмом, если человек будет бегать 200-метровку не один, а 10, 20 и даже 50 раз. Позже, связавшись с институтом космической медицины, стал использовать радиопульсофон, чтобы получать данные о сердечных ритмах спортсменов. Ради этого даже посещал лекции во Втором Московском медицинском институте, и в итоге защитил, как тренер, кандидатскую не по педагогике, а по биологии.

- Когда эта методика скоростно-силовой подготовки стала давать результаты, то многие тренеры Советского Союза стали приезжать в Алма-Ату за опытом, - вспоминает Май Хван. - Один из них, Леонид Матвеев, жил у меня целый месяц, а потом написал книгу «Круглогодичная подготовка спортсменов». Сам я, к сожалению, не смог попасть в большой спорт по независящим от меня причинам. Отца освободили только после войны. Но до реабилитации было еще далеко. Его даже на работу не брали. В 1960 году я должен был ехать на Олимпийские игры в Калифорнию. Не пустили. Если выиграю, то ведь флаг страны пришлось бы поднимать в честь сына врага народа.

…Сказать, что я прожил трудные детство, юность и молодость – ничего не сказать. Мой отец, сам ставший жертвой людской зависти, говорил: «Не бойся врагов. В крайнем случае, они убьют. Не бойся друзей, в крайнем случае - они могут предать тебя. Бойся завистливых, они сломают жизнь твою и твоих близких».

Май Хван в свои 90 продолжает работает. У него сейчас цель – поддерживать друзей, поэтому пенсию почти полностью отдает им.

- Я не верующий, но у меня есть свой бог – нравственное меню, - говорит спортсмен. - Благодаря заветам отца в нем отсутствуют зависть, жадность и злоба. Сегодня, когда люди покупают одну машину, вторую, чтобы не отстать от соседа, я думаю: «Ну зачем это? Разве она придет на помощь в трудную минуту или заменит дружбу?»

Еще одна его мечта - провести соревнования в возрастной группе от 90 до ста лет на скорость и выносливость. Пройти, например, от Алматы до Капчагая пешком.

- Я хочу собрать состоятельных людей, чтобы все они скинулись по $100 за лекции о здоровье и долголетие, - строит планы аксакал. - Эти деньги я направлю друзьям, ветеранам спорта Казахстана, живущим в разных концах планеты.

Оставить комментарий

Общество

Страницы:1 2 3 4 5 6 ... 33