понедельник, 09 декабря 2024
,
USD/KZT: 425.67 EUR/KZT: 496.42 RUR/KZT: 5.81
Подведены итоги рекламно-медийной конференции AdTribune-2022 Қаңтар оқиғасында қаза тапқан 4 жасар қызға арналған мурал пайда болды В Казахстане планируется ввести принудительный труд в качестве наказания за административные правонарушения Референдум - проверка общества на гражданскую зрелость - Токаев Екінші Республиканың негізін қалаймыз – Тоқаев Генпрокуратура обратилась к казахстанцам в преддверие референдума Бәрпібаевтың жеке ұшағына қатысты тексеріс басталды Маңғыстауда әкім орынбасары екінші рет қызметінен шеттетілді Тенге остается во власти эмоций Ресей өкілі Ердоғанның әскери операциясына қарсы екенін айтты Обновление парка сельхозтехники обсудили фермеры и машиностроители Казахстана Цены на сахар за год выросли на 61% Научно-производственный комплекс «Фитохимия» вернут в госсобственность Сколько налогов уплачено в бюджет с начала года? Новым гендиректором «Казахавтодора» стал экс-председатель комитета транспорта МИИР РК Американский генерал заявил об угрозе для США со стороны России Меркель впервые публично осудила Россию и поддержала Украину Байден призвал ужесточить контроль за оборотом оружия в США Супругу Мамая задержали после вывешивания баннера в поддержку политика в Алматы Казахстан и Южная Корея обсудили стратегическое партнерство Персональный охранник за 850 тыс тенге: Депутат прокомментировал скандальное объявление Россия и ОПЕК решили увеличить план добычи нефти Рау: Алдағы референдум – саяси ерік-жігердің айрықша белгісі Нью-Делиде Абай мүсіні орнатылды «Свобода 55»: иммерсивный аудиоспектакль про выбор, свободу и январские события

Большой хадж Надежды Лушниковой в Мекку

«Домбра помогает акыну собрать мысль и быстро схватывать информацию о сопернике. А благословил меня сам Жамбыл. А то откуда бы мне, русской девочке, внучке пасечника Герасима, оказаться в казахской поэзии?», - говорит акын-импровизатор Надежда Лушникова.

Родом из Чемолгана

Все бьются над загадкой интернационализма, а правнучка купца Лушникова, внучка пасечника Герасима, односельчанка Нурсултана Назарбаева решила этот вопрос просто и естественно – стала акыном, примерной казахской невесткой, матерью и бабушкой. 22 ноября Надежда Андреевна Лушникова будет отмечать свое 80-летие. Хотела, как всегда, - айтысом, но коронавирус помешал…

- Родилась я в поселке Чемолган. Росла, как и все, деревенские дети, - босоногой, полуодетой, баран пасла в горах, и радовалась жизни, - рассказывает Надежда Андреевна. Счастьем было, если удавалось купить в Каргалы булку белого хлеба. Если он бывал совсем сырым, мама разминала мякиш с мукой и делала затируху.

В общем, все, как у всех. Необычно только то, что бог послал мне поэтическое слово, с которым я выступала на айтысах.

Я росла на поэзии Жамбыла и Суюнбая. Домбра в моей жизни появилась после того, как поверила в себя как акына, а акын без домбры – как человек без друзей. Она его сопровождает по жизни, она помогает собрать мыслями. Задача акына - в шутливой, ироничной форме рассказывать о негативных сторонах жизни.

Как-то Куаныш Баймагамбетов, наш старейший акын, когда я первый раз участвовала в айтысе в Чимкенте, сказал: «За хорошее агитировать не надо - его никто не сможет отнять, а вот бороться с тем, что мешает людям шагать вперед, может только акын». И правда, порой мы говорим, трогая самое сердце. Поэтому и говорят, что айтыс - это голос простого народа, который помогает ему быть услышанным властями.

Вообще айтыс, как вид народного творчества, запал мне в душу с детства. Поэтому я и пошла в учительницы казахского языка и литературы. 27 лет я отдала учительскому делу, пока не занялась поисковой и исследовательской работой, посвященной творчеству поэта-импровизатора Умбеталы Карибаева, ученика и друга Жамбыла.

Когда я снохой пришла в аул, который сейчас носит его имя (тогда он назывался колхоз имени Кирова), этот человек по казахскому обычаю делал мне «беташар», знакомил с местами, где мне предстояло жить. До войны здесь сеяли табак, а руководил колхозом мой свекр - Нурбек Денгельбаев. Люди долго еще помнили полевой стан, где он в прямом смысле спасал умирающих людей от голодной смерти. Недалеко от него есть безвестные могильные холмики тех, у кого не хватило сил дойти до стана…

Благословение Жамбыла

- А в какой семье вы сами родились?

- Я местная. Мои предки, купцы третьей гильдии, переселились сюда в XIX веке. Возле фабрики «Рахат» стояла некогда чайная фабрика моего прадеда. Когда Алматинская область отмечала свое 60-летие, то среди достижений упоминалось, что в 1913 году продукция купца Лушникова была представлена на выставке, посвященной 300-летию дома Романовых.

Ну а дальше все опять как у всех. Отец погиб под Курской дугой, мама поднимала меня одна. Таких, как она, называли гектарницамии. Эти женщины брали по гектару земли, и всю весну, лето и осень, выращивая овощи, работали за полмешка сахара. Но я хочу сказать, что жизнь ни перед кем не остается в долгу. Любое доброе дело, даже если оно с игольное ушко, всегда вернется. В селе, где я родилась, жили два одиноких старца - Кара-Омар и Сары-Омар. Сыновья у обоих (четверо воинов) погибли на фронте, их матери умерли от горя, и снохи, забрав детей, ушли устраивать свою судьбу. Не знаю, сколько дворов было тогда в нашем Чемолгане, но сельчане договорились, что каждый дом будет готовить им еду по очереди. Это был неписаный закон. Когда однажды пришла наша очередь, мама послала меня, 6-летнюю, к Сары-ата с кастрюлькой борща. «Раскрой ладошки», - сказал дед, решив дать свое благословение. Я подумала, что он что-то хочет дать, но ручонки ведь маленькие, туда мало, что вместится, поэтому приподняла подол платья. А он, засмеявшись, сказал: «Етегине ел толсын» - «Пусть тебя всегда оберегают люди».

В 1949 году пошла в первый класс. В Чемолган из своей Первомайки, так называлось отделение большого колхоза, ходили в школу большой гурьбой. А потом я сломала руку, и меня перевели в ту, которая была рядом с домом, - начальную казахскую.

Язык мне трудно давался, до школы я не знала казахский совсем, первые два класса были сплошные тройки. После четвертого класса у нас дома собрались все родственники – и бабки, и дедки, и тетки. и дядьки, и даже крестный – на семейный совет. Поговорили, посоветовались, потом пригласили меня. «Наденька, - сказали они, - пусть на класс ниже съедешь, но пойдешь теперь в русскую школу в Чемолгане». Я заплакала. Я с таким трудом шла к своим пятеркам, а тут предлагают сесть на класс ниже! Нет, я была не согласна! И настояла, чтобы отдали в казахскую школу-интернат в Каскелене.

После 7 класса решила поступать вместе с другими одноклассниками поехать учиться в город. На кого – и сама не знала. Ходили по разным училищам Алма-Аты. В одном из них сидели представители Саратовского летного училища. Посмотрели на нас, а мы, деревенские, все такие крепкие, румянец на всю щеку, и уговорили поступать к ним. Дядя Иван, брат матери, как узнал, что я собираюсь в Саратов, сразу приехал к нам и велел, пока не поздно, забрать документы. «Летное дело не для девочек», - сказал он. И я снова пошла в школу. Все места в интернате уже были заняты, но наш директор, Абдрахманов-агай, принял меня 201 ученицей.

После 8 класса с подругой Алимкаш поехала в Кзыл-Орде поступать в педучилище. Я поступила, а она нет. Пришлось на оставшиеся деньги отправлять ее домой, а самой кое-как перебиваться на одних помидорах до стипендии. В те годы то педучилище было сильнейшим в республике. Все 30 девочек, выпускниц 1961 года, выбились в люди. Кто-то пошел работать в комсомол, другие, окончив потом институт, стали директорами школ, Мария Жуйриктаева - депутатом Парламента, Шамша Беркимбаева – министром образования. Некоторых уже нет в живых, а мы, оставшиеся, стараемся быть вместе и в радости, и в беде.

Там же, в педучилище, состоялась моя первая встреча с поэзией. Мы выпускали к праздникам газету «Отан кызы», где и было опубликовано мое первое стихотворение. Оно так и называлось «Первое слово». Этот номер мы готовили к встрече с народным поэтом, одним из секретарей Жамбыла Аскаром Токмагамбетовым. После встречи он сказал, что каждую среду в местной областной газете «Лениншыл жолы», где он был редактором, работает литературный кружок, куда и я тоже могу прийти. За неделю я написала целую тетрадь стихов. Пришла, послушала его, послушала других, но свои стихи читать не стала – они были совсем другие. Аскар-ага с тех пор начал потихоньку учить меня силлабо-тоническому стихосложению, на котором основана казахская поэзия. Сам он имел привычку говорить экспромтом в стихах. Побыв его ученицей, скоро я научилась отвечать учителю тем же самым. «Адам топрагына тартпай коймайды екен» (человека тянет к корням) - бросил однажды реплику Аскар-ага. Я не сразу поняла, что он имел в виду. Смысл дошел позже. Я ведь родилась среди большого поэтического наследия Жетысу, благословение получала от самого Жамбыла. Совсем малышкой с подружкой Альмекей увязалась в соседнее село за ее матерью, Шаметай-тате, внучкой, между прочим батыра Едиге и участницы многих айтысов. Когда дошли наконец, то усталая Альмекей осталась во дворе, а я зашла с тетушкой в юрту, где сидел старец в белых одеждах. Они поздоровались, хозяин юрты спросил: «Дочь твоя? Глаза у нее твои». У тетушки Шаметей глаза действительно были зелеными, как и у меня. Меня он угостил огромным красным яблоком, его аромат я помню до сих пор. Чтобы не делиться с Альмекей, я съела его, сидя у порога юрты.

Потом я несколько раз видела того старца в нашем Чемолгане в доме Абиша, отца Назарбаева. О том, что это был сам Жамбыл, я узнала много лет спустя, когда приехала к тетушке Шаметей выразить соболезнование – умерла Альмекей.

Тем яблоком Жамбыл как бы благословил меня. А то откуда бы мне, русской девочке, внучке пасечника Герасима, оказаться в казахской поэзии? То, что я много, в иные дни по три раза, состязалась с внуком Жамбыла Алимкулом тоже, наверное, отголоски того далекого дня. Приедут, бывало, в Музей Жамбыла люди из Москвы, Киева или еще откуда-нибудь – и меня снимают с уроков, Алимкула отзывают с работы (он работал заведующим автоклубом) - и мы состязаемся перед гостями в айтысе! Если нет Алимкула, то вступала в поединок со своим кайнага Асимханом-ага, деверем-фронтовиком, сильнейшим поэтом. Жамбыл провожал его на фронт, кайнага считал, что благословение великого старца и спасло его от смерти. С народным поэтом, прославленным Манапом Кокеновым, я целых 28 раз состязалась на айтысах! В наше время вообще мало было молодых акынов, поэтому моими соперниками часто бывали акыны-аксакалы. Это были не просто старики. Большие сказители, они много сделали для своего народа, донеся историю из глубокой старины. Память у них была получше любого компьютера. Умбеталы Карибаев мог целый месяц под домбру исполнять свои дастаны. Хотя делать это в те годы было непросто – идеология была другая.

Ведь почему я говорю сегодня спасибо Нурсултану Назарбаеву? Потому что, дав жизнь программам «Рухани жангыру» и «Асыл-мура», Нуреке снял путы с наших рук и ног.

В первой моей книге «Елiм менiн», которая вышла в 1963 году, есть большая баллада о Карасай-батыре. Аскар Токмагамбетов (ему я первому принесла на суд свою книгу) сказал: «Надя, надо изменить имя героя. Его нельзя пока называть открыто». И мы переименовали Карасай-батыра в Аладая.

…Акыном я еще стала потому, что жить на той земле, где я родилась – у подножья Ушконыра – это счастье. Природа здесь - ковер господний. Эта красота, с тех пор, как я стала осознавать себя, сопровождает мне, дает мне вдохновение и поддержку. Здесь я состоялась и как и сноха, и как мать - родила мужу трех дочерей и сына Жанибека.

Семейное счастье

- А свою семью как вы создавали?

- Мы росли с Турлыбеком Нурбековичем Нурбековым вместе. Только он учился в интернате в Алматы, а я в Каскелене. На молодежных посиделках и приглянулись друг другу. Мы иногда собирались в каком-то доме попеть и потанцевать. Бостангы называлось это. С утра мы, девушки, его украшали коврами и курак-корпе.

До армии Турлыбек работал трактористом, потом четыре года служил в военно-морском флоте. Когда мы поженились, я работала после филфака КазПИ имени Абая в издательстве «Жазушы» редактором казахской прозы, а он стал студентом агрохимического факультета СХИ. Последние 10 лет он был акимом села, а так много лет работал в сельзохуправлении в Узынагаше.

Мне с ним, простым и открытым человеком, трудягой и мастером на все руки очень повезло. Казахи, чего уж там говорить, редко сыновей воспитывают такими. Еще нет и 6 утра, а он уже обошел все участки. Я в это время уже управилась по хозяйству – корову подоила, в стадо отогнала, самовар поставила, айран заквасила.

Об айране особое слово. Узбекали Жанибекович Жанибеков, министр культуры, пока в 1989 году строили музей Умбеталы Карибаева, несколько раз приезжал в наше село со своей свитой – художником и архитекторами. Пока мужчины занимаются делами, у нас дома уже и стол готов: мясо, курт, масло и, конечно, деревенский айран. Узбекали Жанибекович, шутя, говорил, что ради него готов приезжать к нам по два раза в неделю.

- Какой веры придерживались в вашей интернациональной семье?

- Мой муж-коммунист ни одной молитвы не знал. Когда дочь Карлыгаш парализовало от полиомиелита, я его умоляла: «Отец, сходи в мечеть. Отцовская молитва сильная». Сходил пару раз, а потом повинился: «Ты уж извини меня. Люди стоят - и я стою, падают на колени - и я тоже, а зачем – и сам не знаю». А я ему в сердцах: «Не будет тебе жаназа – последней молитвы».

Сказала и забыла, а он помнил. Когда 11 лет назад уходил от нас навсегда, среди ночи пригласили муллу. Услышав молитву у своего изголовья, муж приподнял голову: «Фазыл, хорошо, что ты пришел».

Чтобы не мешать им общаться, врачи и медсестры вышли в коридор, где по обе его стороны выходят двери из комнат. Над моей дверью всегда висит домбра. И вот не поверите – она, висящая лицом к стене, заиграла тихонько сама по себе. Я тогда и поняла, что муж уходит довольным мной. Случилось это в первый день айта, - значит, ему открылись райские врата. Вот так я вместе с домброй и оплакала отца и деда своих детей. … Это сейчас пошли какие-то браки гражданские, когда жен и мужей меняют, как платья, а в наше время ценности семейные были очень высоки. Если бы муж поставил при жизни перед выбором – общественная работа или семья, я бы выбрала его и детей. Но он абсолютно был лишен эгоизма. Ему хотелось, чтобы и я тоже дышала полной грудью. И в айтысах участвовала, и депутатом областного совета была, и делегатом различных съездов, и стояла у истоков Ассамблеи народа Казахстана (он сначала назывался «Бiрлiк»), и со всех трибун, где нужно было мое поэтическое слово, выступала. Но если бы не муж, я бы не справилась с такой нагрузкой. Никогда мы ним не искали легких путей, жили по правилу - где родился, там и пригодился, и детей также вырастили. Младшая дочь Лейла в Нур-Султане работает, средняя Карлыгаш – поэтесса, Алена Нурбекова, старшая дочка, Куралай, сама уже дважды бабушка. Сын Жанибек закончил физкультурный институт. Сейчас младшего внука Арнура тренирует, хочет сделать его большим спортсменом по казахша-курес. Старший, Нургельды, пошел по моим стопам, учится в музыкальной школе. За год выучил пять кюев. Недавно у сына родилась дочка, Дамирой мы ее назвали.

- В семье сына живете?

- Ну а с кем еще еще? Конечно, с единственным сыном и его семьей. Невестка Назира – послушная и ласковая девочка. Кошек тын кызын алыб отырмыз – она из рода кошек, вошла в наш дом 15 лет назад. Довольна я ею. «Алдымнан кия отпейди», говорят про таких казахи.

А что касается веры, то я выполнила свой долг перед богом – 7 лет назад совершила большой хадж в Мекку. Побывала в мечети Айша-биби, заказала молитву за наших с Турлыбеком отцов. Обойдя черный камень Каабу дважды по семь раз, попросила мира для нашей родины. А перед этим позвонила домой. Трубку взял младший внук. Пятилетний малыш кинулся отчитывать: «Апа, ты где? Почему тебя так долго нет?». «Не ругайся, - говорю, - Я возле бога хожу». «Деда моего видела? Ты же говорила, что он тоже возле бога?» - спросил малыш, которому был всего годик, когда дед скончался. Такая вот моя жизнь. Это и есть, наверное, счастье…

Оставить комментарий

Культурная среда

Страницы:1 2 3 4 5 6 ... 33