вторник, 15 октября 2024
,
USD/KZT: 425.67 EUR/KZT: 496.42 RUR/KZT: 5.81
Подведены итоги рекламно-медийной конференции AdTribune-2022 Қаңтар оқиғасында қаза тапқан 4 жасар қызға арналған мурал пайда болды В Казахстане планируется ввести принудительный труд в качестве наказания за административные правонарушения Референдум - проверка общества на гражданскую зрелость - Токаев Екінші Республиканың негізін қалаймыз – Тоқаев Генпрокуратура обратилась к казахстанцам в преддверие референдума Бәрпібаевтың жеке ұшағына қатысты тексеріс басталды Маңғыстауда әкім орынбасары екінші рет қызметінен шеттетілді Тенге остается во власти эмоций Ресей өкілі Ердоғанның әскери операциясына қарсы екенін айтты Обновление парка сельхозтехники обсудили фермеры и машиностроители Казахстана Цены на сахар за год выросли на 61% Научно-производственный комплекс «Фитохимия» вернут в госсобственность Сколько налогов уплачено в бюджет с начала года? Новым гендиректором «Казахавтодора» стал экс-председатель комитета транспорта МИИР РК Американский генерал заявил об угрозе для США со стороны России Меркель впервые публично осудила Россию и поддержала Украину Байден призвал ужесточить контроль за оборотом оружия в США Супругу Мамая задержали после вывешивания баннера в поддержку политика в Алматы Казахстан и Южная Корея обсудили стратегическое партнерство Персональный охранник за 850 тыс тенге: Депутат прокомментировал скандальное объявление Россия и ОПЕК решили увеличить план добычи нефти Рау: Алдағы референдум – саяси ерік-жігердің айрықша белгісі Нью-Делиде Абай мүсіні орнатылды «Свобода 55»: иммерсивный аудиоспектакль про выбор, свободу и январские события

Болат Жамишев: «Мы перестали думать о том, в какой стране будут жить наши дети»

Известный государственный деятель Болат Жамишев выпустил книгу «Госслужба: короткие истории длиною в жизнь», которая недавно появилась в продаже в сети «Меломан». Экс-министр финансов и глава АФН поделился малоизвестными фактами своей биографии и оценкой последних событий в беседе с Exclusive.kz.

– Почему вы решили написать эту книгу, ведь вы не очень публичный человек?

– Книги пишут многие, в том числе и бывшие чиновники, и даже в большей степени непубличные, чем я. Как правило, они выпускают небольшой тираж для друзей и родственников. Я тоже выпустил маленький тираж, но сделал его доступным для всех – ее можно купить в сети «Меломан». Мне интересно, как будет воспринята моя заявка не на публичность, а на открытость суждений о работе на госслужбе. При этом я старался достаточно сдержанно расставлять в этой книге акценты и посчитал правильным распространить ее за пределами друзей и родственников.

– Насколько «сдержанно» вы расставляли акценты и как часто пользовались внутренней цензурой? Были какие-то критерии или принципы, по которым вы себя ограничивали?

– Если принять во-внимание тот жанр, который я выбрал, передо мной такой необходимости, в общем-то, и не стояло. Если бы это были мемуары, то была бы важна точная подача фактов, если бы это была публицистика, нужно было бы в большей мере делать акцент на обосновании своей позиции по каким-либо вопросам. Поэтому я выбрал такой спокойный жанр, как эссе, когда ты по некоторым событиям излагаешь свою точку зрения, не обязательно подкрепляя ее строгим обоснованием.

– А как вы вообще относитесь к публичности? Ведь любой крупный чиновник – всегда априори политик и просто обязан быть публичным. У нас же публичность – это токсичный навык...

– Пожалуй, действительно, в нашей политической жизни не хватает большей открытости и самостоятельности всех тех, кто волей или неволей относится к политическим деятелям. И мне нравится, что наша политическая культура начала дрейфовать в сторону большей открытости.

– В своей книге вы признаетесь, что в государственной службе очень много рутинной работы и только творческое отношение к своему делу не позволяет сбиться с конечной цели. Ваш уход из государственной службы был для меня плохим маркером. Почему вы сделали это именно теперь?

– Если говорить строго о госслужбе, то для меня она закончилась работой министром регионального развития. Последующие пять лет в Банке развития – это уже квазигосслужба. Тоже близко, поскольку БРК входит в состав холдинга Байтерек и взаимоотношения с акционером сильно зарегулированы, чем госслужба, я имею ввиду зарегулированность, и отличается. И в этом у госслужбы большие минусы, но есть и определенные плюсы. Так или иначе, но, проработав в БРК пять лет, я решил уйти из государственной системы совсем, хотя мне предлагали остаться. Но я полагал, что БРК необходима новая стратегия, на реализацию которой понадобится еще насколько лет. А мне хотелось новых вызовов, новых задач, новых возможностей для самореализации. И никакой трагичности в этом решении не было.

– Насколько я знаю, вы были долгожителем, как министр финансов. Уйти с этой позиции было вашей инициативой?

– Действительно, я проработал 6 лет министром финансов. На сегодня это самый продолжительный срок за годы независимости. Сейчас политический госслужащий может работать на одной позиции 4 года, в некоторых случаях этот период могут продлить еще на два года и, в исключительных случаях, еще на два года – то есть максимальный срок пребывания на одном месте 8 лет. Как-то получилось, что все мои перемещения никак не были связаны с моей инициативой. Это всегда были предложения. В данном случае г-на Сагинтаева, на тот момент министра регионального развития, назначили первым заместителем премьер-министра, и мне предложили занять его место. После 6 лет работы министром финансов это для меня был новый вызов, и я с удовольствием согласился. Но через год функции министерства в рамках реорганизации структуры правительства перешли в министерство экономического развития. И моя работа министром завершилась именно по этой причине.

– На мой взгляд, вопрос взаимоотношений центра и регионов министерством регионального развития так и остался неурегулированным.

– Проблема, которую вы имеете в виду, существует и будет существовать еще долго. Для ее решения необходимо решить вопрос политического уровня – каким образом сохранить плюсы централизации и одновременно повысить самостоятельность регионов. Это две задачи, между которыми нужно найти баланс, поскольку у нас унитарное государство. Функции министерства регионального развития в большей степени касались развития инфраструктуры регионов. Для реализации этих задач через него распределялись целевые бюджетные трансферты на жилищное строительство, водоснабжение и водоотведение. Также министерство занималось вопросами государственного регулирования в отрасли жилищного строительства, а также земельных отношений. То есть, по сути, это министерство не определяло политику взаимоотношений центра с регионами. Поэтому, я не думаю, что это министерство, даже если бы не было реорганизации правительства, долго функционировало. По сути, оно было только администратором крупных бюджетных программ, даже если и участвовало в их формировании. То есть функционал у министерства был достаточно большой по трудоемкости и в целом стоимости, но это трудно назвать формированием региональной политики.

– А вы ставили такую задачу?

– Нет. Это вопросы государственного строительства. На самом деле, получилось так, что вопросами самостоятельности регионов, точнее финансового обеспечения этой самостоятельности, я больше занимался в минфине. Когда регионы называют донорами или субвенционными, то это всегда больше вопрос арифметики – каким образом выстроена модель распределения налогов. Если поставить такую задачу, то всегда есть возможность увеличить количество доноров. Правда, в этом случае размеры субвенций остальным регионам тоже увеличатся. У нас есть регионы, поступления от которых определяются, прежде всего, ценами на энергоресурсы. А вот поступления от МСБ, как это имеет место в Алматы, определяются тем, в какой мере в регионе созданы условия для развития.

– Команда Национального банка во главе с Д.Х.Сембаевым прошла драматический путь стабилизации национальной валюты инструментами денежно-кредитной политики. Каковы были ее принципы тогда и как они изменились они сейчас? Насколько оправданны эти изменения в условиях все еще относительно высоких сырьевых доходов?

– Хотя я ранее работал в Нацбанке и АФН, не хотелось бы слыть специалистом широкого профиля, как это сейчас принято. Но если судить в общем, то в разные периоды стоят разные задачи. После введения тенге денежно-кредитная политика была направлена на то, чтобы спустить инфляцию с тысяч процентов к двузначным показателям. Другой ключевой задачей регуляторов было формирование всех институтов финансового рынка практически с нуля. И в этом большая заслуга руководителей Нацбанка того времени, которую сложно переоценить. Сейчас перед Нацбанком и АРРФР стоят задачи иного плана исходя из новых факторов, влияющих на развитие экономики.

– Как вы оцениваете роль государственных институтов развития?

– Сегодня экономика испытывает недостаток дешевого и длинного фондирования. Собственно, институты развития призваны этот недостаток восполнять. Они фондируются за счет бюджета и несут в себе плюс в виде дешевых ресурсов, но в целом, следует признать, их деятельность можно характеризовать и с другой стороны, а именно, они искажают стоимость фондирования на рынке, конкурируя с частным сектором и ухудшая условия для его развития.

– Что мешает убрать эту конкуренцию?

– Конкуренцию, безусловно, нужно убирать. Но, как всегда, дьявол кроется в деталях. Например, Банк развития, который я возглавлял, является одним из крупнейших в Казахстане по ссудному портфелю, если вести речь о долгосрочных займах корпоративному сектору. Конкурирует ли он с банками? Безусловно. Хотя, конечно, в его мандате, которому банк старается следовать, кредитование крупных проектов, которые коммерческим банкам, даже если бы не было БРК, сложно было бы обслуживать. Но правда и то, что на рынке тогда искали бы иные формы для фондирования этих проектов.

Но в целом, конечно, БВУ не могут конкурировать с государством по стоимости кредитования. Эта мера поддерживает краткосрочное развитие экономики, но подрывает долгосрочные цели развития. Если правительство будет придерживаться заявленной контрцикличности в своей денежно-кредитной и фискальной политике, что означает поддержку только в сложные периоды, то, в идеале, ситуация должна измениться. Но проблема в том, что, когда экономика садится на такую иглу, с нее очень сложно сойти. Все эти инструменты поддержки начали оказываться в кризисном 2007 году, и продолжают использоваться в течение 13 лет. В общем, пока у нас не получается с контрцикличностью.

– Да, дефицит бюджета растет. Рано или поздно государство будет вынуждено отказаться от прежних объемов господдержки. И, вполне возможно, случится это именно тогда, когда помощь действительно будет нужна…

– Поскольку ресурсы государства и Нацфонда не безграничны, то гипотетически такое возможно, если продолжать и дальше так действовать. Если нефтяные доходы сохранятся, то эта практика может продолжаться достаточно долго. В любом случае, правительство декларирует свою приверженность контрцикличным подходам. Но сделать это не просто. Здесь нужно быть очень осторожными в расширении инструментов поддержки, а неэффективные точно нужно убирать. Экономика не ощутит удара, если от каких-то бюджетных вливаний было мало эффекта.

– В свое время главной целью правительства и Нацбанка было сохранение макроэкономической стабильности. Сейчас некое подобие ее есть, но нет реальных дивидендов. Как Вы думаете, является ли эта задача по-прежнему приоритетом правительства?

– Я не был бы столь категоричен. Макростабильность – это не то, что можно добиться единожды и навсегда. Это непрерывный процесс. Инфляция была и остается высокой. Это то, что съедает доходы и требует постоянных бюджетных вливаний в социальную сферу. Это то, что приводит к удорожанию денег и невозможности формировать долгосрочные обязательства у финансовых институтов, чтобы затем дешевые, длинные деньги вкладывать в экономику. Понятно, что последствия у этой нестабильности значительные. Стабильность нацвалюты – это тоже показатель макроэкономический и здесь о достижении макростабильности пока говорить не приходится. Можем говорить о проблемах, которые из-за ее отсутствия возникают.

– Вы государственник и по натуре, и по опыту. Вам не скучно сейчас? Ведь вы привыкли к масштабным проектам?

– У меня было ощущение, что я больше успевал, когда у меня было мало времени, чем, когда этого времени стало больше. Но я бы не сказал, что мне скучно: появилось больше времени управлять своим саморазвитием, заниматься, чтением, спортом, что я люблю. Но человек живет конкретными делами, и я не исключение. У меня нет своего бизнеса, в который бы я погрузился с головой. Я член совета директоров ряда организаций. Недавно я ушел с позиции председателя Совета директоров Фонда социального медицинского страхования. Специфика его работы в том, что в нем трудно работать в онлайн-режиме, как приходилось это делать практически весь год в силу известных обстоятельств. Кроме того, в его работе есть концептуальное противоречие, заключающееся в том, что этот фонд, с одной стороны, является оператором минздрава как администратора бюджетных программ и напрямую по этим вопросам ему подчиняется, а с другой – относительно самостоятельный институт в использовании средств медстрахования. Вот такая у него двойственная природа, которая, честно говоря, не является правильной. Поэтому, не уверен, что даже находясь в этом фонде физически, можно было чего-то добиться, не разрешив этого противоречия.

– Можно ли сказать, что ваше решение было формой некоего протеста?

– Я не из одной организации не уходил в знак протеста. Это мое понимание, и не факт, что оно единственно верное. Но с министром здравоохранения я об этом говорил, и он тоже это понимает.

– Вы реформатор по натуре?

– Я всегда работал в командах и для меня постановка концептуальной задачи всегда важна, поскольку я занимал позиции, которые предполагали вовлеченность в процесс выработки решений. Но, безусловно, я никогда не занимался воплощением тех задач, которые нужно было делать вопреки всему. Реформаторы – это те, кто не только имеют нетрадиционный взгляд на решение тех или иных задач, но способны их решать, даже если это приходится делать вопреки обстоятельствам или выстроенной политике. С такими людьми я сталкивался, как и с людьми, которые называли реформами то, что ими никак не являлось. Хорошо, когда реформаторы есть. Плохо, когда их нет. На каждом этапе всегда очень важно критически смотреть на то, что происходит. Я не имею в виду «копошение» или «латание дыр», а действительно реформы. Роль личности в таких делах очень важна.

– Но в свое время вам приходилось работать с реальными реформаторами. Насколько это было комфортно?

– Я точно не скажу, что испытывал дискомфорт, как постоянное ощущение. Были ситуации, когда приходилось отстаивать свою точку зрения. Но, наверное, только в 90-х годах я слышал от своих коллег такие слова: «Ты думаешь, в какой стране придется жить твоим детям?» Я не имею в виду официальные доклады, а аргумент при закрытом обсуждении, не на публику. Хотя, возможно, я просто больше не присутствую на таких встречах…

Продолжение следует.

Оставить комментарий

Общество

Страницы:1 2 3 4 5 6 ... 33